Асламбек Адиев. Задержан военными в 2002 году вместе с двумя двоюродными братьями Альбертом Мидаевым и Магомедом Эльмурзаевым.
Имран Джамбеков. Задержан военными в 2002 году ночью в собственном доме в разгар зачисток. Никакой информации о нем с тех пор нет.
Магомед-Эми (Зелимхан) Кудаев, старший сын в семье, похищен ночью из собственного дома в 2004 году, когда ему был 21 год.
Асламбека Адиева задержали военные в 2002 году вместе с двоюродными братьями Альбертом Мидаевым и Магомедом Эльмурзаевым. Всех троих увезли из дома в Шали, где они изготовляли свечи. Около семи военных в новой камуфляжной форме, с автоматами и щитами открыли огонь и ранили Асламбека в ногу.

Во время поисков родные узнали, что Асламбека объявили в розыск после того, как на допросе его назвал «боевиком» задержанный федеральными силами сосед. Похитители Асламбека были сотрудниками 34-го специального военного подразделения, которое дислоцировалось в Аргуне. Они неоднократно требовали от матери выкуп за сына.
От редакции: в тексте материала встречаются описания сцен насилия
От редакции: в тексте материала встречаются описания сцен насилия
Жизнь
Рассказ Любы,
сестры Асламбека
Все, что происходило в его жизни, я видела в снах.
Наверно, у матери с ребенком бывает такая связь, как у меня с братом.

Он младше меня на два года. Мама работала, и мы все время проводили вместе. Я для него была и мать, и сестра, и брат, и отец. До 12–13 лет как таковых близких друзей, кроме меня, у него не было.
Когда я окончила школу, то сразу уехала в Москву. Он у нас был белоручка, не умел ничего. Приезжаю домой, он везде подмел, помыл полы, он так этим гордился: «Люб, я к твоему приезду все сделал».
Я в детстве была хулиганка, он — нет, всегда спокойный. Как-то раз мама купила колбасу, ее очень тяжело было достать. Мы с Асламбеком убежали в поле, где была собака с щенятами, и все две палки отдали.
Рассказ Малики,
матери Асламбека
Дети росли без отца — разбился на машине, когда Асламбеку было два, а дочери четыре года. Я на телефонной станции инженером работала.

Сыну еще 18-ти не было, как первая кампания началась. По телевизору: «Выходите, продавайте все, что есть, берите автоматы».
И он ушел на войну. В день своего 18-летия он всю ночь был в окопе.

Рассказ Любы, сестры Асламбека
В 1995 году, когда он пошел на войну, мне было 20 лет. Мне он ничего не сказал, только маме. Я тогда не так сильно переживала — может, из-за юности.

Я, как сейчас, помню, ехала колонна, я стояла на улице, он вышел из машины и пришел.

Во время первой войны страха у меня не было.
Не знаю почему, но я не боялась. Бомбежки, обстрелы.
Когда вторая началась, тогда страх был сильный с первых дней.

Вторая война мне очень сильно в душу влезла. Вторая была намного более жесткая, чем первая. Когда тебя бомбят, ты знаешь, где укрыться: можешь в подвал забежать. Но, когда идут тотальные зачистки, некуда деваться. Тебя убьют, покалечат или оставят — ты ждешь. А в бомбежку забежал в подвал, и все. Но когда на тебя идет другой человек с оружием — это тяжелее.

Я заболела сильно холециститом, когда училась в универе. Тогда было тяжелое время после первой войны. Лежу, он зашел и спрашивает:
— Люб, а что бы ты хотела?
— Асламбек, я так хочу окорочка.
Мама с кухни кричит:
— Ей нельзя, врач категорически запретил жареное.
Он вышел на улицу, что-то продал, купил мне окорочка, пожарил, мы с ним вместе сели, поели, и, вы не поверите, после этого у меня больше не было ни одного приступа.
Я училась на инязе, говорю:
— Буду в школе работать.
— Нет, ты не будешь работать. Все, что надо, сестренка, я для тебя сделаю.
Когда первая кампания закончилась, в 2000 году мы женили его.
Они толком даже не пожили с женой. Дочери было три месяца, когда его забрали, а сыну — год и три месяца.
Их познакомили. Они до свадьбы даже месяц не общались. Врать не буду, первый раз, когда я поехала посмотреть на Зарему, она мне не понравилась. Может, это была сестринская ревность.

Я не слышала, чтобы они ругались. Он детей своих очень любил. Я наблюдала, и мне приятно было, что он так относится к своим детям. Мне кажется, он был бы очень хорошим мужем и отцом. Он из кожи вон лез бы, чтобы его семья не нуждалась ни в чем.
Рассказ Малики,
матери Асламбека
Когда Асламбек еще был дома, нас не трогали, он нас защищал. А сколько его ровесников поубивали, забрали из нашего района...

У нас почему так мало фотографий осталось? Когда были обыски, фотографии, одежду забрали, я так и не поняла, зачем. На Асламбека завели уголовное дело, вызывали нас, допрашивали. Сейчас это дело уже закрыто.
Видимо, сосед его и оговорил. У них такая тактика была: на допросе вынуждали назвать имена других боевиков. Когда избивают, издеваются, током бьют, конечно, хоть кого, родную мать оговоришь.
Через 20 минут после задержания соседа в дом приехали на “Урале”. Асламбека не оказалось дома, и они забрали Любу. Сказали: «Если Асламбек придет, мы ее отпустим». Любу отпустили домой, потому что жители Аргуна стояли у ворот комендатуры и требовали ее отпустить.

С тех пор Асламбек старался не оставаться дома. Мы очень много натерпелись от военных за эти годы.
Похищение
За месяц я видела сон, как Асламбека забирают. Весь месяц я боялась: вот-вот что-то случится.
Я была у подруги, когда пришли и обо всем сообщили. В дверь постучали, я уже поняла, что это случилось.

Для меня это был очень сильный удар.
Но, наверное, потому, что я чувствовала, что это произойдет, у меня в тот день сердце не остановилось.

Во время войн у нас света не было, и семья моей сестры в Шали делали свечи. Асламбек поехал помогать.
До часу дня они делали свечи, а потом зашли в дом обедать, и во время обеда их забрали. Там целая армия была, говорят.

Во время задержания, он, видимо, сопротивлялся, его ранили.

После от него стали приходить записки.

Рассказ Малики,
матери Асламбека
Поиски
Меня не было дома. Женщина с девочкой пришла и отдала Зареме конверт. Сказала, что случайно нашла на улице.
Это неправда, это была их женщина.

Печатными буквами было написано, где я должна стоять и ждать.

Я поехала и стала ждать. До вечера простояла и вернулась домой.

Потом прислали вторую записку. Я пришла снова.
Подъехала машина, меня сразу за руку и посадили сзади. В машине было трое: спереди и на заднем сиденье русские, а тот, кто за рулем, со мной не разговаривал.
Говорят: «Сейчас мы покажем вашего сына».
Они потребовали тридцать тысяч долларов за сына и сообщили место, где будет передача. Я должна была прийти одна с деньгами, и тогда они отпустят сына.
Но откуда у меня столько?! В то время вообще ни у кого не было денег. Мой отец ходил, везде просил — не было. Были деньги у тех, кто убивал, у тех были деньги, а у простых людей не было.
Я рыдала, умоляла: «Дайте мне еще время».

Я заняла у одной женщины 1500 долларов под 15 процентов, собрала золото, драгоценности — соседки кольца, серьги свои мне отдали, я собрала все в носовой платок.
И с золотом, деньгами поехала, куда мне сказали. Меня сразу забрали, как обычно.

Они едут и переговариваются по рации: «У нее мало с собой бумаг».
Я показываю золото. Тот, кто сидел рядом, говорит: «Нам это не надо. Нас шесть человек, нужно делить, нам деньги нужны».
В Гудермесе в очередную встречу я стояла перед районной больницей. Мимо меня проехала машина, и в меня бросили пачкой от сигарет. Я подбираю эту коробочку, на не написано: «Не стойте, за нами следят».

Они хотели денежки [взять] и удрать, они же все были командированные.

Всегда на разных машинах были. Все номера я запомнила и всегда говорила милиции. Но до этого никому дела нет.

Однажды, когда меня высадили, и я шла вдоль трассы и плакала, мимо проезжал сосед на “семерке” (он на мукомольном заводе работал), узнал меня и остановился. Сосед понимал, почему я там находилась. Меня ни о чем не спрашивали, до дома подвезли.
После мне приходит записка от сына: «Мам, больше не приводи этих людей. Вас же засекли, поняли, что ты кого-то с собой привела».
Два года меня таскали так.
Я дважды видела сына.
Последняя встреча была в Гудермесе. Меня, как обычно, подобрали, поехали в центр, покружили. По рации говорят: «У нее с собой ничего нет, что делать?» — «Где взяли, там и высаживайте».

Этих встреч было не знаю сколько… и с каждым разом я не думала, что вернусь домой. Такое никогда не забывается. Они могли меня пристрелить и выбросить.
Спустя два месяца, как Асламбека забрали, я шла из университета домой, (я маме об этом даже не рассказывала), подъехала машина, и меня забрали.
Наверно, часов пять меня держали, хорошенько побили, но ни о чем не спрашивали и ничего не говорили.
Я так и не поняла, за что это все было?

После того как побили, меня еще четыре раза забирали.

Когда я куда-то ехала, на границе меня задерживали. Я просила: «Вы хотя бы скажите, в чем причина». Мне никто ничего не говорил.

Рассказ Любы,
сестры Асламбека
Однажды, когда я ехала в Баку к подруге, меня остановили, 12 часов продержали в комнате метр на метр. Когда возвращалась, на ту же смену наткнулась, и опять задержали. У меня истерика началась. Один парень подошел к другому и говорит: «Что вы к ней прицепились?» После его слов меня отпустили.
Я могу понять, если бы что-то спрашивали. Просто психологически изводили.

Когда я работала учительницей, ездила в Нальчик с детьми. Там какое-то ЧП случилось ночью, а утром пришли и меня забрали. Я говорю: «Ребят, со мной маленькие дети, 3–4 класс, вы что, с ума сошли?!» Часов пять-шесть продержали.

Бывало, спрашивали:
— А ты хочешь отомстить за брата? Девочки же мстят.
Я говорю:
— Не хочу.
Я бы никогда в жизни не смогла бы такое сделать, я не поддерживаю это. В Коране сказано: если вы убьете невинного человека, это все равно что убить все человечество. Это очень большой грех.
Я за Любу отдала откуп 14 тысяч долларов. Они же ее вообще не оставляли в покое, все время допрашивали, угрожали. После откупа нас больше не трогали.
Они за деньгами охотились, у них на уме только деньги были.

Однажды мне передали, что один парень видел моего сына и племянника. Его только из тюрьмы выпустили. Мы приехали к нему в село Автуры.

Выходит старик беззубый, я говорю: «Исмаил, а за что тебя забрали, ты же немолодой?!»
Он рассмеялся. Оказывается, еще молодой был.

Рассказ Малики,
матери Асламбека
С одной стороны мать стояла, а с другой — сестра: «Ради Бога, не говори ничего, а то еще тебя снова заберут и убьют». И он ответил: «Я ничего не помню».
Мы уехали, через год я приезжаю снова.
Он говорит: «Когда вы уехали, я очень сожалел. Я сказал матери: “А если бы ты приехала к ее сыну и так же тебя выпроводили?!”»

В этот раз он все рассказал, как видел их в суде.
В коридоре сидели Асламбек и Альберт, описывает: один из Аргуна был, другой из Шали. Шалинский рассказал, где живут, и что у них свечной цех. Второй такой голубоглазый, красивый парень, на тебя похож, говорит.
Когда он вышел из зала суда, их уже не было.

Этот суд был в Нефтекумске Ставропольского края. Я приехала туда с двоюродным братом, там наш дальний родственник живет. Он вызвал своего знакомого адвоката из Ставрополя, пошел к прокурору, а прокурор сказал: через два-три месяца дам ответ, где они.
Но вот так вот жить из года в год, не зная, что с человеком, очень тяжело.
Я сказала прокурору: «Вы же не съели его?! Куда вы его дели? Убили его — так отдайте труп, мы его похороним»
Я в Оренбургской области была, везде лазила. Вслепую поехала. Просто знала, что там много тюрем и обязательно чеченцы будут, у них же есть связь между собой.

В каждый город приезжала. Троих заключенных чеченцев нашла. Искала людей, у которых знакомые в тюрьме, и вышла на человека, который по Оренбургской области все знал. Ответил, что там нет наших ребят.
Если даже живы, где они могут находиться?
Мы знаем, что их осудили, но сколько им дали, не знаем.
Безвестность
Жена Асламбека Зарема вырастила детей, живет с нами, я ее считаю за свою дочь.
Дочку-то я лишь иногда вижу, когда она приезжает из Грозного, а сноха живет со мной. За эти 19 лет никогда мы даже не думали, что она может уйти.

Два-три месяца назад Люба мне говорит: «Мам, уже дети выросли, давай мы ей скажем, что, если она хочет замуж, мы не против».
Я бы ее выдала замуж как свою дочь. Она говорит: «Куда я пойду теперь?!»
У нас обычай такой: мы всегда сах (подаяние — прим. Т. Д.) умершим делаем и без вести пропавшим.

Бычка покупаем, по 3 кг режем, все мясо раздаем малоимущим, соседям.
Кур покупаю, раздаю.
Это у нас самое основное дело.
Когда я сах делаю, мне на душе легче становится. Мертвый он, живой ли — дойдет до него сах.

Я почему отсюда не уезжаю? Мне кажется, он вернется домой и будет искать меня.
Когда Асламбека забрали, первая мысль была: как же я этих детей буду растить? Я даже не думала, что мне нужно выйти замуж, создать свою семью. Вообще в мыслях такого не было.

Можно сказать, что я жизнь посвятила своей семье: маме, снохе, детям.

До того как Асламбек исчез, я думала, как у меня будет своя семья, дети.
Рассказ Любы,
сестры Асламбека
Но после того, как он исчез, я уже решила, мне нужно детей поднимать. Если Асламбек вернется, что я ему скажу? Что моя семья, моя жизнь оказалась важнее его детей?! 100 %, если бы я пропала и у меня остались дети, брат бы тоже их не бросил.

Я ни на одну секунду не пожалела, что не вышла замуж. У меня есть дети — Амина, Хамза. Я все, что могла, вложила в них и вкладываю до сих пор.

Я стараюсь не думать о том, что мы не смогли собрать ту сумму, которую от нас требовали.
Тяжело, что жизнь человека зависит от денег. Что, если будут деньги, он будет жить. Если не будет денег, человека не будет.
Таких семей, как мы, здесь тысячи. Саид, двоюродный брат, пропал через два года, как Асламбека забрали. Его тоже не нашли.
Очень хотелось бы, чтобы это не повторялось, чтобы такое никому не пережить.

Когда человек умирает, ты приходишь на могилу и знаешь, что он умер. Но 19 лет думать: «Что же с ним?»... Я надеюсь, что над ним не издеваются, его не мучают.

Война ничего хорошего не дает никому.
Да, наверно, кто-то зарабатывает на этом большие деньги. Но закон бумеранга никто не отменял: плохое тоже возвращается.
Все мы умрем и узнаем, что же произошло.
Когда его забрали, я постоянно видела во сне все, что с ним происходит, все, что с ним вытворяют. Потом я видела сон, будто бы он лежит мертвый и я всматриваюсь в лицо — это не он.

Я вижу, как он пришел домой, постоянно вижу такой сон. И почему-то всегда он мной недоволен. Просыпаюсь и думаю: «Вроде я ничего плохого не делаю, почему он недоволен?» Наверно, потому что я не создала свою семью.

Я чувствую, что он живой.
Если вы столкнулись с насильственным задержанием; если вам что-либо известно о пропавших или вы знаете места массовых казней и захоронений, расскажите нам.
«Правовая инициатива» собирает свидетельства нарушений прав человека и оказывает пострадавшим юридическую поддержку. Чтобы связаться с нами, заполните, пожалуйста, форму ниже или напишите нам на e-mail:
pravovaya.initsiativa@gmail.com
Нажимая на кнопку, вы даете согласие на обработку персональных данных и соглашаетесь c политикой конфиденциальности.
История Асламбека Адиева
История Имрана Джамбекова
История Зелимхана Кудаева

13 декабря 2019 года Минюст РФ внес НОФ «Правовая инициатива» (Назрань) в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента». НОФ обжалует это решение в суде.

Made on
Tilda